Основные мотивы Лирики Бунина. Лирический герой и его мировоззрение
Был первоначально известен как поэт. Точность, уникальность- с этими качетсвами входит в пейзажную лирику, продвигает ее вперед. Точность поэтического слова. Критики в один голос восторгались уникальным даром Бунина чувствовать слово, его мастерством в области языка. Множество точных эпитетов и сравнений почерпнуто поэтом из произведений народного творчества – как устных, так и письменных. К. Паустовский очень ценил Бунина, говоря, что каждая его строка четкая, как струна.
Существовали два запрета:
- запрет на пафос
- запрет на иерархичность
Его лирика – это совокупность тонких тематических граней. В поэзии Бунина можно различить такие тематические грани, как стихотворения о жизни, о радости земного бытия, стихотворения о детстве и юности, об одиночестве, о тоске. То есть Бунин писал о жизни, о человеке, о том, что трогает человека. Одна из таких граней – это стихотворения о мире природы и мире человека. Стихотворение «Вечер» написано в жанре классического сонета.
Пейзаж -- пробный камень в изображении действительности. Именно в этой области Бунин особенно упорствует против символистов. Для символиста природа -- сырой материал, который он подвергает переработке.
Символист -- создатель своего пейзажа, который всегда расположен панорамой вокруг него. Бунин смиреннее и целомудренней: он хочет быть созерцателем. Он благоговейно отходит в сторону, прилагая все усилия к тому, чтобы воспроизвести боготворимую им действительность наиболее объективно. Он пуще всего боится как-нибудь ненароком "пересоздать" ее. Но символист, изображая не мир, а, в сущности, самого себя, в каждом произведении достигает цели сразу и вполнe. Суживая задание, он расширяет свои возможности. Несомненно, что бунинский пейзаж правдив, точен, жив и великолепен так, как ни одному символисту не грезилось. Но от Бунина множественность явлений требует такой же множественности воспроизведений, что неосуществимо. Качество бунинских воссозданий само по себе еще не приводит к цели: оно требует подкрепления количеством, теоретически говоря, -- беспредельным
Ведущее место в поэзии Бунина занимает пейзажная лирика. В ней он отразил приметы природы Орловского края, который страстно любил поэт. Стихи о природе написаны в нежных, мягких тонах и напоминают живописные пейзажи Левитана. Яркий пример словесного пейзажа - стихотворение "Русская весна". Наблюдательностью, верностью в передаче света, запаха, цвета примечательно стихотворение "Высоко полный месяц стоит…". Пейзажная лирика Бунина выдержана в традициях русской классики ("Осень", "Осенний пейзаж", "В степи").
Ранние стихи Бунина полны ощущения радости бытия, своей соединенности, слитности с природой. В стихотворении "Оттепель" передана гармония поэта и мира.
Внешнее описание у Бунина не отличается яркими красками, но насыщено внутренним содержанием. Человек является не наблюдателем, созерцателем природы, а, говоря словами Тютчева, "мыслящим тростником", частью природы.
Бунина привлекает не статичность, Застылость пейзажа, а вечное изменение состояния. Он умеет уловить красоту отдельного мгновения, само состояние перехода.
Любовь к природе нераздельно связана с любовью к родине. Это не открытый, Декларативный патриотизм, а лирически окрашенное, разлитое в описаниях картин родной природы чувство ("Родина", "Родине", "В степи", цикл "Русь").
В более поздних стихах отчетливо проступает характерная для бунинской поэзии черта: Эта тоска по красоте, гармонии, которых все меньше в окружающей жизни. Образы ночного сумрака, тоски осенней слякоти, печали заброшенных кладбищ постоянны в стихах, тема которых - разорение дворянских гнезд, гибель барских усадеб.
Не только природа, но и древние легенды, мифы, религиозные предания питают бунинскую поэзию. В них Бунин видит мудрость веков, находит первоосновы всей духовной жизни человечества ("Храм Солнца", "Сатурн" ),
В поэзии Бунина сильны философские мотивы. Любая картина - бытовая, природная, психологическая - всегда включена во всеобщее, в мироздание. Стихи пронизаны чувством удивления перед вечным миром и пониманием неизбежности собственной смерти ("Одиночество", "Ритм").
Стихи Бунина кратки, лаконичны, это лирические миниатюры. Его поэзия сдержанна, как будто "холодна", но это обманчивая "холодность". Скорее, это отсутствие патетики, позы, которые внешне выражают "пафос души"
9Проза И.Бунина 1890-1900-х гг. Художественные особенности бунинской новеллистики. Предметная изобразительность Бунина.
Иногда я задумываюсь о том, что нередко прекрасное проходит мимо людей. Часто ли мы замечаем прелесть весеннего утра, окрашенные зарёю в розовый цвет облака, грустную монотонность осеннего дождя, золотом усыпанные дорожки на знакомой улице? Охваченные повседневными заботами, мы все спешим куда-то мимо… И мир, такой чудесный, не очищает наши души, тронутые тленом мелочности, жестокости, обыденности.
Видеть красоту, пробуждать «души прекрасные порывы» учит поэзия.
Спросите у молодых, часто ли они читают стихи. Немного найдется таких, кто ответит на этот вопрос утвердительно. В школе, на уроках литературы, учат «стишки» по обязанности, «анализируют» и забывают, едва получив оценку. От молодых людей на свидании или по телефону слышат о компьютерах или о модных музыкальных записях (это от самых порядочных). А вот стихи …
В школе мне всегда нравилось учить стихотворения о природе. Пробовала писать сама, но, увы, видимо, Бог обделил талантом. А вот интерес к поэтическому слову остался.
Любимый автор? Любимая книга? Стихотворение? Трудно назвать что-то одно, особенно любимое. Мне нравятся стихи многих поэтов, но ближе всех, пожалуй, произведения Ивана Алексеевича Бунина. Перелистываю знакомые страницы небольшого бунинского сборника. «Не видно птиц. Покорно чахнет лес…» – так начинается одно из стихотворений. Оно написано в 1889 году, автору было всего девятнадцать лет. Небольшое по объёму и, может быть, не самое лучшее из лирических произведений поэта, но, как и многие другие его стихотворения о природе, оно остановило моё внимание. Попробуем дать ему название. «Осень»? «Осенняя грусть»? Но стихотворение не только об осени, в нём звучат не только грустные ноты. Представлю себя художником и напишу красками картину, созданную поэтом. Гнутся под ветром верхушки чернеющих деревьев, пригибаются к земле голые кусты, покинутые листвой, шевелятся сухие былинки, выступающие из «свалявшейся» травы. Открывается глазу степной простор, но не светлый и лучезарный, как в ясный летний день, а мрачноватый, холодный. Вдали виден силуэт всадника. Это охотник, «убаюканный шагом конным», задумавшись, едет по степи.
Взгляните на созданную мною картину. Всё ли здесь? Нет, конечно. Невозможно передать красками то, что можно выразить словами: страдания леса, который «чахнет» не только от осеннего холода, но и оттого, что он «болен»; запах грибной сырости, доносящийся из оврагов (грибов уже нет, а запах остался, и овраги дышат им); «угрюмость» холодного дня, когда нет солнца, нависают тучи и всё становится тёмным.
В стихотворении перекликаются мрачное и светлое начала. Мрачное – это больной, чахнущий лес, сырость оврагов, чернеющая под кустами листва, угрюмый день, глушь, однотонность ветра. Светлое – это крепкий запах грибов, свежесть осеннего дня, «свободная» степь, «отрадная глушь», звон ветра.
Образ лирического героя тесно связан с художественным образом осенней природы. «Отрадная» грусть наполняет душу героя стихотворения. Отрадная – от слова радость. Нельзя сказать «радостная» потому, что, как мне кажется, в слове «радостный» не могут звучать грустные мотивы. Радость и грусть – понятия взаимоисключающие. А значения слов «отрадный» или «тихий» близки. Бунинская «отрадная грусть» не тревожит душу пустотой и холодом приближающейся зимы, напротив, наполняет её осенней свежестью, воспоминанием о ярких красках и тепле лета, о пережитой когда-то любви, оставившей печальный след в сердце. Душа человека сливается с душой природы.
Стихотворение «Последний шмель» написано Буниным в 1916 году, когда автору было уже тридцать пять лет. Это пора зрелости, трезвой оценки своего жизненного пути. Произведение небольшое, состоит из трёх строф, и главных действующих лиц в нём два: шмель, залетевший в «жильё человечье», и лирический герой.
Остановим своё внимание на первом из них. Шмель — «чёрный», «бархатный», «золотое оплечье». Читаешь эти слова, и невольно представляется средневековый рыцарь, только не в доспехах, а в богатом наряде. Мягкий черный камзол, расшитый золотом, на голове- бархатный берет, украшенный красивым пером, на боку — шпага в нарядных ножнах. Шмель – заблудившийся печальный рыцарь в предчувствии своих последних дней, «заунывно гудящий певучей струной». «Заунывно» — уныло, невесело, на одной ноте – звучит струна, трогая душу, наполняя её грустью. Недолог век шмеля, скоро «в засохшей татарке, на подушечке красной», уснёт. Грустные ноты созвучны и переживаниям лирического героя, и состоянию природы. Человек тоскует, его одолевают думы о своей, жизни, о расцвете лет, который скоро сменится порою увядания.
«За окном цвет и зной, подоконники ярки, безмятежны и жарки последние дни». Я думаю, что, хотя стихотворение написано в июле, в нём говорится о конце лета или о ранней осени. Ещё царит безмятежность в природе, всё наполнено зноем и светом, на крашеных подоконниках солнечные блики; они (подоконники) теплые, потому что нагрелись за день; и так хочется прижаться к ним щекой и ощутить последнюю ласку лета. Но всё в стихотворении живёт предчувствием скорых перемен. Отлетал свой век шмель, и скоро его, «золотого, сухого», «в бурьян сдует ветер угрюмый». Наступит осеннее ненастье, заснёт шмель; лирический герой будет проводить долгие холодные вечера в одиночестве, и не оживит его жилище залетевший нечаянно гость, а «ветер угрюмый» да плач дождя будут исполнять на своих инструментах невесёлую мелодию.
Жаль, что нет в бунинском стихотворении ещё одной строфы. Будь я поэтом, написала бы о том, что придёт весна и природа вновь оживёт, засверкает яркими красками, согреет сердце, наполнит душу новыми впечатлениями, а разум — мыслями. Другой чёрный рыцарь стукнет однажды в оконное стекло, напомнив о том, засохшем, и зазвенит радостно, а не «заунывно» певучей струной. Но в этом случае стихотворение получило бы иное название, а у Бунина «Последний шмель», и слово «последний» вновь возвращает меня к грустному ожиданию осеннего ненастья, нашедшего отражение в душе лирического героя.
В стихотворении не просто три строфы. Каждая из них представляет собой отдельное предложение, и все они (эти предложения) различны по интонации. Первая строфа заканчивается вопросом, в конце второй строфы стоит точка, а третья представляет собой восклицательное предложение.
Ты зачем залетаешь в жильё человечье
И как будто тоскуешь со мной? –
спрашивает лирический герой. Тоска, нерешённые вопросы, видимо, мучают его душу. Во второй строфе – спокойное повествование наблюдателя о состоянии природы и судьбе последнего шмеля. Восклицательный знак в конце третьей строфы «звучит» как утверждение, отрицает вопросы и сомнения, ставит точки над «i», подводит итог: кончаются безмятежные дни, станет сухим шмель, не повеселеют «человеческие думы».
Интересна лексика стихотворения. У шмеля — «золотое оплечье». Так и представляются шитые золотом эполеты на плечах гусара (я думаю, что это не противоречит моему первому описанию – рыцаря). Слова: «бархатный», «золотой» — подчёркивают красоту одного из созданий природы. О её (природы) увядании говорят такие слова, как «последние дни», «ветер угрюмый», «в засохшей татарке». («Татарка», или татарник – это полудикое колючее растение с красноватыми соцветиями). Гудение шмеля сравнивается со звучанием струны музыкального инструмента. И это наводит на мысль о том, что музыка – это часть окружающего нас мира природы. Нужно только внимательно вслушиваться и вглядываться в неё, как это делает Бунин.
Говоря об особенностях данного произведения, можно отметить, что рифма использована перекрёстная, чередуется женская и мужская. А вот размер – анапест, — как мне кажется, придаёт стихотворным строкам неторопливость, интонацию, размышления и наблюдения.
Вот ещё одно из запомнившихся стихотворений – «Вечер». Оно написано раньше, чем «Последний шмель», в 1909 году. Бунину – 29 лет. За эти годы многое можно пережить, перечувствовать, потерять надежду на лучшее. Но стихотворение потому и привлекло моё внимание, что в нём говорится о счастье. «Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне», — хочется повторить мне вслед за поэтом. «О счастье мы всегда лишь вспоминаем, а счастье всюду». Поэт видит его (счастье) в красоте осеннего сада, в чистом воздухе, который льётся в окно, в бездонном небе, где «лёгким белым краем витает, сияет облако».
Отрываю глаза от знакомых строчек, подхожу к окну. Вот оно – счастье! Малыш держит пушистый одуванчик и пытается дуть на него, чтобы лёгкие белые парашютики разлетелись по всему двору; стволы берез нежно белеют сквозь зелёную крону; вдали тёмно-зелёной полосой протянулся лес; лёгкий ветерок подгоняет кораблики облаков. Счастье – видеть это и чувствовать радость от мысли, что всё это — твоё и отнять этого никто не в силах. Но «счастье только знающим дано», по словам поэта. И мне приятно сознавать себя «знающей», любящей этот огромный мир, который принадлежит всем живущим и мне тоже.
«Окно открыто». Лирический герой «усталый взгляд» отводит от книг, чтобы взглянуть на птичку, севшую на подоконник, которая «пискнула» своё приветствие человеку. Мне кажется, слово «усталый» нисколько не изменяет общего мажорного настроения стихотворения. Приятна усталость, когда хорошо поработаешь, когда чувствуешь, что сделал что-то полезное.
«День вечереет, небо опустело». Немного странным кажется слово – «опустело». Наверное, поэт хотел сказать, что наступает сумрак, исчезли облака, голубое бездонное небо становится вечерним, синим. Но оно не может быть пустым, это огромное небо. Скоро на нём поселятся звёзды и тонкий месяц заглянет в окно.
«Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне», — ещё раз возвращаюсь к этим словам. Они завершают стихотворение. Я бы поставила в конце данной строки многоточие, потому что оно подразумевает незаконченность, продолжение мысли, чтобы читатель задумался о том, может ли он сказать словами поэта о себе самом, счастлив ли он.
И мне хочется, чтоб каждый из нас, живущих, смог повторить эти слова и научился любить окружающий нас мир. Ведь если человек любит природу и умеет быть сопричастным ей, значит у него душа живая. Обращаюсь к своим сверстникам: читайте стихи, учитесь с помощью них понимать мир, чувствовать его красоту, любить и беречь его. Я хочу завершить своё повествование о стихотворениях Ивана Бунина словами ещё одного замечательного русского поэта – Сергея Есенина:
Я думаю:
Как прекрасна
Земля
И на ней человек.
Бунин - уникальная творческая личность в истории русской литературы конца XIX - первой половины XX века. Его гениальный талант, мастерство поэта и прозаика, ставшее классическим, поражало его современников и покоряет нас, ныне живущих. В его произведениях сохранен настоящий русский литературный язык, который сейчас утерян.
Большое место в творчестве Бунина занимают произведения о любви. Писателя всегда волновала тайна этого сильнейшего из человеческих чувств.
Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и тайного, как сон.
Люблю ее за счастие слиянья
В одной любви с любовью всех времен!
И. Бунин «Ночь»
В существовании настоящей любви Бунин уверен. Она для него настоящая, в любых проявлениях: и счастливая, взаимная(что встречается у Бунина крайне редко), и неразделенная, и губительная. Но какая бы она не была, она существует. Более того, для Бунина - она то самое единственное, что является смыслом жизни, ее движущей силой. А как же можно жить без того, самого главного, что есть в жизни?
То, что есть в тебе, ведь существует.
Вот ты дремлешь и в глаза твои
Так любовно мягкий ветер дует -
Как же нет Любви?
И. Бунин. «В дачном кресле, ночью, на балконе…»
Любовь в изображении Бунина поражает не только силой художественной изобразительности, но и своей подчиненностью каким-то внутренним, неведомым человеку законам. Нечасто прорываются они на поверхность: большинство людей не испытают их рокового воздействия до конца своих дней. Такое изображение любви неожиданно придает трезвому, “беспощадному” бунинскому таланту романтический отсвет.
Любовная лирика Бунина не велика количественно. Она отражает смятенные думы и чувства поэта о тайне любви... Один из основных мотивов любовной лирики - одиночество, недосягаемость или невозможность счастья. Например, в стихотворениях “Как светла, как нарядна весна!..”, ”Спокойный взор, подобный взору лани…”, ”В поздний час мы были с нею в поле…”, ”Одиночество”,”Печаль ресниц, сияющих и черных…” и др.
Любовная лирика Бунина - страстная, чувственная, насыщенная жаждой любви и всегда исполнена трагизма, несбывшихся надежд, воспоминаний о былой юности и ушедшей любви.
Завтра он зарею выйдет вновь
И опять напомнит, одинокий,
Мне весну, и первую любовь,
И твой образ, милый и далекий…
И. А. Бунин «Не угас еще вдали закат…»
Катастрофичность бытия, непрочность человеческих отношений и самого существования - все эти излюбленные бунинские темы после гигантских социальных катаклизмов, потрясших Россию, наполнились новым грозным значением. Близость любви и смерти, их сопряженность были для Бунина фактами очевидными, никогда не подлежали сомнению.
Беру твою руку и долго смотрю на нее,
ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело:
вот в этой руке - все твое бытие,
Я всю тебя чувствую - душу и тело.
Что надо еще? Возможно ль блаженнее быть?
Но Ангел мятежный, весь буря и пламя,
Летящий над миром, чтоб смертною страстью губить,
Уж мчится над нами!
И. Бунин «Беру твою руку…»
Давно и очень верно замечено, что любовь в творчестве Бунина трагедийна. Автор пытается разгадать тайну любви и тайну смерти, почему они часто соприкасаются в жизни, в чем смысл этого. Автор не отвечает на эти вопросы, но своими произведениями дает понять, что в этом есть определенный смысл человеческой земной жизни.
Как правило, у Бунина мы видим два пути развития любовных отношений. Либо за счастьем любви следует расставание или смерть. Близость приводит к разлуке, смерти, убийству. Счастье не может быть вечным.
Часы, последние для них! -
Все ярче дюны светятся.
Они невеста и жених,
А вновь когда-то встретятся?
И. А. Бунин «Разлука»
Либо изначально чувство любви оказывается неразделенным или невозможным по какой-либо причине.
Ты покорно и скромно
Шла за ним от венца.
Но лицо ты склонила -
Он не видел лица.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда…
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!
И. А. Бунин «Чужая»
Любовь у Бунина не переходит в семейное русло, не разрешается счастливым браком. Бунин лишает своих героев вечного счастья, лишает потому, что к нему привыкают, а привычка приводит к потере любви. Любовь по привычке не может быть лучше, чем любовь молниеносная, но искренняя. Однако, несмотря на кратковременность, любовь все равно остается вечной: она вечна в памяти именно потому, что мимолетна в жизни.
”Любовь прекрасна” и ”Любовь обречена” - эти понятия, окончательно
совместившись, совпали, неся в глубине горе Бунина-эмигранта.
Исключения чрезвычайно редки, но встречаются. И тогда финалом истории становится или брачный венец:
Золотая верба, звездами
Отягченная склоняется,
С нареченным Алисафия
В божью церковь собирается.
И. Бунин «Алисафия»
Или ощущение полного всеобъемлющего счастья:
Лишь с тобою одною я счастлив,
И тебя не заменит никто:
Ты одна меня знаешь и любишь,
И одна понимаешь - за что!
И. А. Бунин «Звезды ночью весенней нежнее»
Любовная лирика И. Бунина обладает рядом особенностей. В ней автор избегает нарочито красивых фраз:
Я к ней вошел в полночный час.
Она спала, -- луна сияла
В ее окно, -- и одеяла
Светился спущенный атлас.
И. А. Бунин «Я к ней вошел в полночный час…»
Природа у Бунина не фон, не декорация, а одно из действующих лиц, в любовной же лирике она в большинстве случаев играет роль бесстрастного наблюдателя. Что бы не происходило, какова бы не была ситуация, описанная Буниным, природа в большинстве случаев сохраняет безмятежное выражение, которое тем не менее отличается нюансами, поскольку через них автор удивительно верно передает чувства, настроения и переживания.
Любимое время года автора - весна. Она ассоциируется у Бунина с чувством любви, она сама символизирует любовь. Причем любовь совершенно разную: счастливую, взаимную, «живущую» любовь (как например в стихотворении «Звезды ночью весенней нежнее…», и любовь прошедшую, почти забытую, но все еще хранящуюся в глубине сердца:
Как светла, как нарядна весна!
Погляди мне в глаза, как бывало,
И скажи: отчего ты грустна?
Отчего ты так ласкова стала?
Но молчишь ты, слаба как цветок…
О, молчи! Мне не надо признанья:
Я узнал эту ласку прощанья, -
Я опять одинок!
И. А. Бунин «Как светла, как нарядна весна…»
И любовь, в которой расставание только-только состоялось:
И ласково кивнула мне она,
Слегка лицо от ветра наклонила
И скрылась за углом… Была…
Она меня простила - и забыла.
И. А. Бунин
Как ни странно, неким признаком подлинности любви для Бунина является, можно сказать, аморальность в любви, поскольку обычная мораль оказывается, как и все установленное людьми, условной схемой, в которую не укладывается стихия естественной, живой жизни.
Интимная лирика И. А. Бунина трагедийна, в ней звучит протест против несовершенства мира.
При описании рискованных подробностей, связанных с телом, когда автор должен быть беспристрастным, чтобы не перейти хрупкую грань, отделяющую искусство от порнографии, Бунин, напротив, слишком много волнуется - до спазм в горле, до страстной дрожи:
Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди…
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь ее во сне.
И. Бунин «Я к ней вошел в полночный час…»
Для Бунина все, что связано с полом, чисто и значительно, все овеяно тайной и даже святостью.
Любовь - таинственная стихия, преображающая жизнь человека, придающая его судьбе неповторимость на фоне обыкновенных житейских историй, наполняющая особым смыслом его земное существование.
Да, любовь многолика и часто необъяснима. Это вечная загадка, и каждый читатель бунинских произведений ищет собственные ответы, размышляя над тайнами любви. Восприятие этого чувства очень личностно, и поэтому кто-то отнесется к изображенному в книге как к “пошлой истории”, а кто-то будет потрясен великим даром любви, который, как и талант поэта или музыканта, дается отнюдь не каждому. Но одно, несомненно: бунинские стихотворения, повествующие о самом сокровенном, не оставят равнодушными читателей. Каждый человек найдет в бунинских произведениях что-то созвучное собственным мыслям и переживаниям, прикоснется к великой тайне любви.
Иван Алексеевич Бунин входит в число признанных классиков русской литературы. Мало того, его имя известно и за рубежом, ведь долгие годы поэт и писатель был вынужден жить в изгнании. Многие знают его исключительно как писателя, между тем начинал он в качестве поэта. Лирика Бунина занимает огромное место в его творчестве.
Будущий литератор родился в 1870 году, в семье из старинного дворянского рода. Отцу Бунина принадлежало небольшое поместье на Орловщине - там и прошли детские годы маленького Вани. Впечатления тех лет он позднее отразит в своем творчестве, а тихую жизнь в усадьбе будет вспоминать до конца дней. Иван с ранних лет любил читать и стал сам сочинять небольшие стишки. Кроме того, он рос очень артистичным ребенком, что впоследствии помогло ему стать замечательным чтецом.
В десять лет он уехал учиться в гимназию в город, и городская жизнь пришлась ему не по нраву. Тем не менее он выдержал четыре года, а затем попросту не приехал с каникул и его исключили. После этого четырнадцатилетний Иван стал жить в имении бабушки вместе со старшим братом Юлием, который и занимался вплотную образованием Вани. Надо сказать, что братья на всю жизнь сохранили близкие, теплые отношения. Таким образом, и подростковые свои годы Иван Алексеевич провел в любимой деревне среди крестьянских детей, от которых услышал множество интересных историй, позже выраженных им в творчестве.
Начало творческого пути
Первые робкие стихи маленький Ваня написал еще в семь-восемь лет. Тогда он зачитывался Пушкиным, Жуковским, Майковым, Лермонтовым, Фетом. Им он и пытался подражать в своих «виршах». Первые же серьезные стихотворения, которые даже были опубликованы, Иван Алексеевич сочинил в возрасте семнадцати лет. В свет они вышли в одной из санкт-петербургских газет - всего двенадцать штук в течение года. Там же появились и два дебютных рассказа юного автора - «Нефедка» и «Два странника». Иван Алексеевич вступил на путь литераторства.
Писатель или поэт?
Большему количеству населения Иван Алексеевич известен прежде всего как прозаик. «Темные аллеи», «Митина любовь», «Антоновские яблоки» и другие знаковые рассказы его изучаются в школах и университетах. Что уж говорить об обширной автобиографии «Жизнь Арсеньевых»! Но тем не менее сам Бунин считал себя в первую очередь поэтом. Это неслучайно - ведь именно с любви к стихотворным формам началась его страсть к литературе в принципе.
Влияние коллег
В середине 1890-х Бунин познакомился со Львом Николаевичем Толстым - им он восхищался и ранее. Его идеи, характер и взгляды оказали огромное влияние на жизнь Бунина, что проявилось как в его прозе, так и в лирике. Также большое впечатление на автора произвело знакомство с Антоном Чеховым, Максимом Горьким, актерами МХАТа, а также композитором Сергеем Рахманиновым. Нашло отражение в творчестве Бунина и вхождение в московские литературные круги, и вращение среди таких личностей, как Александр Куприн, Константин Бальмонт, Федор Сологуб и других.
Первые сборники
Первый стихотворный сборник Ивана Алексеевича вышел в 1891 году. Назывался он незамудренно - «Стихотворения 1887-1891 гг.», содержал первые, пробные, юношеские стихи, которые восприняты были рецензентами в целом благосклонно. Уже тогда отмечали, насколько точно и живописно начинающий поэт передает красоту природы - первые стихи Бунина принадлежали именно к пейзажной лирике. Говорили и о том, что перед читателями предстал будущий «большой писатель».
Однако настоящей известности, масштабной, те стихотворения Ивану Алексеевичу не принесли. А принесли следующие два сборника: первая книга рассказов 1897 года издания и вторая - стихотворений, вышедшая годом позже (сборник назывался «Под открытым небом»). Тогда Бунин, как говорится, проснулся знаменитым.
«Листопад»
Третья книга стихотворений Ивана Алексеевича увидела свет в 1901 году в московском издательстве. Называлась она «Листопад» и содержала стихи, написанные под впечатлением от общения с символистами. Отзывы критиков разнились - кто был сдержан, кто восхищался, кто недоумевал. Но два года спустя все по местам расставила Пушкинская премия - ее Ивану Бунину присудили именно за данный сборник.
Особенности поэзии Бунина
Возможно, лирика Бунина не изучается так усердно, как его рассказы и повести, однако она занимает почетное место в русской литературе, что легко подтвердят все литературоведы. В ней множество особенностей, которых не найдешь больше в творчестве ни одного другого автора.
В первую очередь вспомнить нужно о том, в какое время жил Иван Алексеевич - рубеж двух столетий, время поисков себя, что отразилось и в русской литературе. Сколько возникало различных кружков и движений! Футуристы, акмеисты, символисты… Поэты стремились стать новаторами, экспериментировали, искали новые формы слова. Ивана Алексеевича Бунина, в отличие от большинства его коллег, подобное никогда не прельщало. Он остался консерватором в литературе, продолжая воспевать классические русские традиции, продолжая дело своих предшественников - Тютчева, Фета, Лермонтова, Пушкина и прочих.
Лирика в творчестве Бунина занимает важнейшее место. Он писал в «традиционном» стиле, но показывал тем не менее новые грани и возможности стихотворения. Литератор всегда оставался верен один раз и навсегда найденному стилю - четкому, сдержанному, гармоничному. Кажется порой, что язык его сух, однако как удивительно точно передает он и красоту природы, и боль любви, и переживания о жизни… Состояние души автора - вот что впитала в себя лирика Бунина. Ее философичность, лаконизм и изысканность не оставляли равнодушными и читателей, и многих его коллег-литераторов, и критиков, восхищавшихся способностью Ивана Алексеевича чувствовать и передавать слово. О его чувстве языка и великом мастерстве говорили повсеместно.
Еще одна характерная особенность лирики Бунина в том, что даже показывая отрицательные грани жизни, задумываясь об этом, он не дает себе права судить кого-либо. Он лишь предоставляет читателю право решать самому, «что такое хорошо, а что такое плохо». Его поэзия реальна, не зря же принято называть Ивана Алексеевича продолжателем чеховского реализма.
Если говорить об особенностях поэтики стихотворений Бунина, можно выделить следующее: сохранение традиций девятнадцатого века, точное употребление эпитетов (ими изобилует его лирика), простота и естественность слова (оно будто живое в его стихах), присутствие экзистенциальных мотивов даже в стихотворениях на другие темы, непременное использование стилистических фигур и приемов, таких как звукопись, оксюморон, метафоры, олицетворения, уже упомянутые эпитеты и многие другие. Он активно применяет и синонимы, как бусины, нанизывает слова одно на другое, чтобы у читателя сложилась яркая картинка.
Темы лирики Бунина
Условно говоря, стихотворения Ивана Алексеевича Бунина можно разделить на три большие части - пейзажные, философские и любовные. Конечно, он касался и других тем в своем творчестве, но именно эти три преобладают в лирике Ивана Бунина.
Пейзажная лирика
Именно с пейзажных стихотворений начал свой творческий путь Иван Бунин. Стихи пейзажной лирики Бунина обладают невероятной выразительностью, они настолько живописны, что кажется - ты смотришь на картину, а не читаешь текст. Недаром коллеги Бунина отзывались о нем, как о творце природы, говорили, что в изображении пейзажа он схож с Левитаном, что, кроме него, мало кто чувствует и понимает природу, как он. Пожалуй, это правда - по Бунину, природа единственно гармонична, она является неотъемлемой частью жизни человека. Только в ней и есть красота, которая способна исцелить человечество - таков закон стихов пейзажной лирики Бунина.
Наиболее часто используется поэтом образ осени и русского леса. Лес для него - точно музыка, которую он поет с огромной любовью, поэтому и все его стихи - музыкальны. В изображении пейзажей у Бунина встречается множество различных цветов и звуковых эффектов, точно подобранных эпитетов, олицетворений, метафор, помогающих автору создать удивительно точные образы. Лирического героя здесь нет, все внимание сосредоточено на красоте природы.
Очень часто Бунин показывает ночные пейзажи, поскольку ночь - его любимое время суток. Ночью уснувшая природа кажется волшебной, манящей, очаровывает еще более - именно поэтому много стихотворений посвящено ночи. Как правило, в большей части его стихов встречаются, помимо ночи и леса, образы неба, звезд, бескрайних степей. Сочиняя пейзажную лирику, поэт видел перед собой любимую Орловщину, где прошло его детство.
Философская лирика
Пейзажная лирика Бунина постепенно уступила место философской, вернее, плавно перетекла в нее. Началось это на рубеже веков, с начала нового столетия. Тогда поэт сильно увлекался Кораном, читал Библию, что, разумеется, не могло не отразиться в его произведениях.
Философская лирика Бунина говорит о жизни и о смерти. Бунин хотел разобраться, почему случается какое-либо событие, он размышлял о вечном - о добре и зле, о правде, о памяти, о прошлом и настоящем. В этот период в его стихотворениях можно найти множество обращений к истории разных стран. Он интересовался легендами Востока, античной Греции, божествами, христианством. Одиночество и обреченность, вечность, человеческая судьба - эти темы также нередки в философской лирике Бунина. Он стремился в своих стихотворениях понять смысл жизни - и характерной при этом становится связь философских стихотворений с пейзажными: именно в любви к природе и почитании ее поэт находил спасение для человеческой души.
Философская лирика Ивана Алексеевича отличается особой атмосферой - абсолютной тишиной. Когда читаешь стихотворения этой тематики, кажется, что даже воздух перестает колебаться. В переживания лирического героя (здесь он присутствует) погружаешься полностью, им отдаешься, как своим собственным. Такая тишина, по Бунину, нужна, чтобы иметь возможность слышать Бога, который является носителем Света, Истины и Любви. О Боге и библейских мотивах написано немало стихотворений автора.
Любовная лирика
Стихи о любви в творчестве Ивана Алексеевича Бунина представлены несколько в меньшем количестве, но тем не менее играют большую роль среди его произведений. Давным-давно любовную лирику Бунина определили как трагедийную - пожалуй, это наиболее емкое и точное определение.
Любовь для Ивана Алексеевича - самое сокровенное, важное, главное, то, ради чего стоит жить на земле. Он абсолютно уверен в существовании настоящей любви, и, хотя много стихотворений посвящено у него любовным страданиям, о взаимной, счастливой любви он пишет тоже, хоть и реже. Одним из основных мотивов любовной лирики Бунина считается одиночество, неразделенность любви, невозможность испытать счастье. Она потому и трагедийна, что преобладают в ней мысли о том, что не сбылось, воспоминания об ушедшем, сожаления о потерянном, непрочность человеческих взаимоотношений.
Соприкасается любовная лирика Бунина и с философской - любовь и смерть, и с пейзажной - любовь и красота природы. Бунин пессимистичен - в его стихотворениях счастье не может жить долго, за любовью следует либо разлука, либо смерть, благополучного исхода не дано. Однако любовь - все равно счастье, поскольку это высшее, что может познать в жизни человек. При этом сам поэт в личной жизни после нескольких неудачных попыток все же обрел семейное счастье и жену, до конца его дней поддерживавшую его во всем.
Как и в любой другой, в любовной лирике Бунина есть ряд особенностей. Это, например, избегание красивых фраз, использование природы в роли наблюдателя за любовными страданиями, упоминание весны (любимого времени года поэта) как символа любви, открытый протест против несовершенства мироздания, непременное соединение духовного и телесного (невозможно узнать душу, не постигнув плоти). При этом в поэзии Бунина нет ничего постыдного или пошлого, она святая и остается для него великим таинством.
Иные мотивы лирики Бунина
Помимо вышеозвученных тем, в творчестве Ивана Алексеевича присутствуют следующие: гражданская лирика - стихотворения о тяжелой судьбе простого народа; тема Родины - ностальгия по старой России, стихотворения на подобные темы нередки для эмигрантского периода творчества поэта; тема свободы, истории и человека; тема поэта и поэзии - предназначение поэта в жизни.
Иван Алексеевич Бунин внес большой вклад в развитие русской литературы. Не зря именно он стал первым русским литератором, получившим Нобелевскую премию - по сути, мировое признание. Как прозу, так и поэзию Бунина должен знать каждый человек, особенно если он считает себя ценителем литературы.
Полнота и радость бытия, трактуемые как «бунинская чувственность», не противоречат христианскому мироощущению. Мир, сотворенный Богом, целостен, совершенен, не может не радовать человека и не вызывать у него восхищение. И.А. Бунин особенно глубоко и тонко чувствовал тот «союз любви» и «гармонию», которыми «Бог связал целый мир, состоящий из разнородных частей». «Любовь и радость Бытия как христианская доминанта мироощущения И.А. Бунина опровергает распространенную доктрину о буддийском влиянии на основы мировоззрения художника.
Мотив «сладости» - один из преобладающих в лирическом творчестве поэта, а тропы, образованные от слова «сладость», наиболее частотны в его поэтических произведениях. «Сладость» как вкусовое качество и есть проявление обостренной сенсорной чувственности И.А. Бунина. Однако сладость не связана со вкусом. Сладким у И.А. Бунина может быть запах, звук, свет, имя, ощущение, воспоминание. Следовательно, сладость становится основной характеристикой восприятия человеком «божьего мира», лейтмотивом его поэзии: «Снова сладок божий мир» («Стали дымом, стали выше», 1917), «Так сладок сердцу божий мир» (1947) и т.д. . Перенос этого мировосприятия в сердце человека одушевляет его, переводит из разряда простой тактильной чувственности на духовный уровень. Природный мир И.А. Бунин не воспринимал как «соблазн». Для него природная красота безгрешна.
Одухотворяясь, «сладость» становится характеристикой того мироощущения, которое сам И.А. Бунин называл «райской чувственностью». Больше всего она характерна для натуры художника и присуща лирическому субъекту его поэзии. В богословской литературе понятие «сладость рая» является устойчивым словосочетанием, а сладость «божьего мира» в творческом наследии И.А. Бунина обусловлена «следами» рая в мире и человеке, которые без устали ищет поэт.
Мотивы рая и связанные с ним библейские сюжеты и образы входят в поэзию И.А. Бунина в качестве наиболее значимых в его картине мира.
Рай встречается во многих стихотворениях И.А. Бунина («Потерянный рай», «Древняя обитель супротив луны» и др.), приобретая доминирующее положение в его творческом сознании и получая при этом различное смысловое наполнение. С самого начала в поэзии И.А. Бунина появляется географический рай. Путешествия по Святой Земле и поездка на Цейлон способствовали активизации поиска земного рая в тех местах, где, по разным преданиям, он находился. Стремясь к подлинности, первозданности, И.А. Бунин ищет доказательства на уровне природных символов. Вместе с тем рай воспринимается И.А. Буниным как общая для всех людей прародина человечества. В связи с этим в его поэзии «географический рай» приобретает экзотические черты «рая» Цейлона. Общими становятся мотивы «земли прародителей», «красной глины», из которой был создан Адам, красоты и сладости земного бытия. При этом «тропический рай» И.А. Бунина актуализирует мотив искушения, так как Цейлон воспринимается им как райские места Адама и Евы, где отразилось ощущение постоянной искушающей силы жизни. Для И.А. Бунина эстетически значимой является чувственно переживаемая «география». Странствия по «райским местам» оказываются передвижением и в пространстве, и во времени. Географические реалии «вспоминаются» поэтом-путником, так как уже стали предметом художественного освоения в Библии. Подлинность мест, окружающих лирического повествователя, является главным показателем их значимости, а точность в описании пути – необходимым условием поэтического отражения действительности.
Путешествие И.А. Бунина по святым местам христианства, которое он называл паломничеством, привносят христологическое измерение в поиски его героем «потерянного рая». Способ переживания лирическим субъектом и повествователем событий земной жизни Христа представляет собой синтез памяти культуры, интуиции художника и особого поэтического дара. В результате путешествие «по следам Христа» оказываются для бунинского субъекта «обретением» Христа в Евангелии. Для И.А. Бунина Христос важен как реальный победитель смерти, как победитель Сатаны. Христос осознается им как вечная Сущность мира. Путешествия И.А. Бунина явились и чувственно переживаемым, и духовно осмысленным «возвращением» Адама в «потерянный рай».
Самым частотным пейзажным образом рая в русле библейской и культурной традиции у И.А. Бунина становится сад, который символизирует «вечную и благоуханную красоту» , которую можно чувственно ощущать. И.А. Бунин редко описывает цветущий сад, соответствующий человеческим представлениям о рае. Как правило, поэт изображает сад ранней весной или поздней осенью. В отличие от классической традиции, осенний или весенний сад у И.А. Бунина – это чаще всего «пустой», «голый» сад. Деревья или воздух в таком саду дают визуальный эффект гармонически целостного миробытия, в котором человек чувствует «счастье жизни». Сад является наиболее частотным «знаком» творческого состояния лирического героя – особого чувства свободы. Осенний или весенний сад актуализирует образ Адама и мотив «потерянного рая» на уровне лирического героя, для которого «возвращенным раем» становится его «райская чувственность».
Для И.А. Бунина «потерянным раем» становится Россия («Потерянный рай», 1919). В этом стихотворении, которое написано в традициях народного духовного стиха «Плач Адама», четко прослеживается авторское отношение к русскому народу, оказавшемуся в положении изгнанных из рая, поддавшихся искушению, социальной революции прародителей человечества. Особенно значимым в этом стихотворении является духовный аспект. Присутствие Адама и Христа в смысловом пространстве одного текста свидетельствует о точном следовании И.А. Бунина положению о том, что жертва Спасителя призвана искупить первородный грех прародителей. Финальная покаянная «молитва» павших прародителей, которые олицетворяли русский народ, перекликается с пророческими словами поэта о том, что человечеству суждено «возвратиться» к Назарету как «отчей обители» всего христианского мира («На пути из Назарета», 1912). Пережив «падение России и падение человека», в стихотворениях 1917-1923 гг. И.А. Бунин более глубоко проникает в христианский смысл истории.
В творчестве И.А. Бунина сохраняется целостная библейская парадигма «потерянного рая» в системе характерных для нее мотивов и образов. Чувственно переживаемая память о рае, «обрастая» религиозными, культурными и пейзажными символами, становится доминантой его поэзии.
Библейская антропология, которая присутствует в мире И.А. Бунина на уровне образов и мотивов и уровне универсальных моделей человека («героями» его поэзии являются Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Самсон, Рахиль и др.), позволила ему показать разные грани человека в его личностных и духовных проявлениях.
Для И.А. Бунина наиболее интересным является библейский образ Адама. Он актуален для И.А. Бунина в двух аспектах.
В антропологическом аспекте, сохраняя в основе библейский смысл, который представляет Адама как человека вообще, изгнанника из рая, прародителя, И.А. Бунин наделяет своего Адама индивидуально-авторской характеристикой – «живой страстью» («Сатана Богу», 1903-1906) . В поэзии «живая страсть» бунинского Адама преобразуется в творческую способность лирического героя вспоминать о рае. Так, преображаясь в райское мироощущение творческой личности, его чувственные переживания приобретают духовные характеристики. В лирике И.А. Бунина человек выступает в «роли» Адама, который сохранил творческую способность возвращать «потерянный рай».
Для поэта Адам актуален в русле христианской антропологии как целостный и гармоничный человек, который, с одной стороны, имеет богоподобный статус (по образу и подобию Творца), а с другой стороны – соприродный тварному миру («из персти земной»). Именно такие характеристики получает лирический герой в его творчестве.
В своих произведениях И.А. Бунин достаточно часто использовал образы Иисуса Христа, Божьей матери, а также мотивы Апокалипсиса. Духовность И.А.Бунина не ограничивается только ими. В своих произведениях он использует и образы Корана, литургические образы, апокрифы. Мистериальные черты приобретает пейзаж, особенно изображение звездного неба. Одним из наиболее ярких стихотворений, воплощающих таинственную образность и содержание, является «Сириус»:
Где ты, звезда моя заветная,
Венец небесной красоты?
Очарованье безответное
Снегов и лунной высоты?
Где молодость простая, чистая,
В кругу любимом и родном,
И старый дом, и ель смолистая
В сугробах белых под окном?
Пылай, играй стоцветной силою,
Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою,
Забытой богом навсегда! .
Образ Сириуса, «венца небесной красоты», двупланов. Это, с одной стороны, и самая яркая звезда Северного полушария, венец света северного ночного неба, а с другой стороны – это и указание на венец красоты инобытийной, сверхъестественной, горней, на Божественный идеал и эталон красоты. Образ, с нашей точки зрения, ассоциативно указывает на Иисуса Христа , умершего и воскресшего, преодолевшего вселенское безобразие – грех и его последствия – смерть. Именно о Боге и вечности последние, во многом аккумулирующие содержание произведения, две строки, содержащие образ могилы: «Забытой богом навсегда».
В двух первых строфах, начинающихся риторическими вопросами, обнаруживается потеря, вероятно, безвозвратная, звезды, молодости, малой родины, отечества, в конечном счете – жизни. В третьей строфе, предполагающей значительный по смыслу эллипс, создается образ «дальней могилы», то есть изображается смерть лирического героя. Однако в «Сириусе» смерть – свершившийся факт, причем, как становится очевидно при повторном прочтении, исходный момент возникновения лирического сюжета, и, значит, смысловой эллипс предполагается и перед первой строфой.
Могила приобретает конкретный признак. Она предстает перед нами заброшенной, находящейся вдали от родины. По своему характеру бунинский образ космический, мистериальный. В нем присутствуют все три мира мистерии – мир мертвых, «подземный» («могила»); мир дольний (могила дальняя – пространственная, «земная» характеристика); наконец, мир горний – пылающая «неугасимая звезда» и Бог. В связи с этим лирический сюжет данного стихотворения заключается в буквальном преодолении смерти, в восхождении из «ада» через мир земной в мир горний, подобное тому, которое совершил Иисус Христос, сразу после своей смерти спустившийся в ад, разрушивший его, воскресший и вознесшийся через сорок дней на небо.
Лейтмотивом стихотворения И.А.Бунина является восхождение лирического героя из «ада», в котором находились все люди, в том числе и ветхозаветные праведники, до пришествия в мир Христа и Его Воскресения, через преодоление смерти – воскресение в мир горний духом своим, а не телом.
Внимание И. Бунина привлекает состояние мира в момент Божьего откровения, переходное, самое ответственное мгновение, когда решается вопрос жизни и смерти. В интерпретации И.А. Бунина тема Апокалипсиса раскрывает безмерность и торжество власти над человеком высших сил, несравнимо превосходящих его возможности. Перед нами состояние мира, более не располагающее собой:
И будет час: луна в зенит
Войдет и станет надо мною,
Лес затопит белизною
И мертвый обнажит гранит,
И мир застынет – на весу… .
В системе апокалиптических мотивов поэт изображает кончину Святителя:
И скрылось солнце жаркое в лесах,
И звездная пороша забелела.
И понял он, достигнувший предела,
Исчисленный, он взвешен на весах.
Вот точно дуновенье в волосах,
Вот снова сердце пало и сомлело;
Как стынет лес, что миг хладеет тело,
И блещет снегом пропасть в небесах.
Трава в росе. Болото дымом млечным
Лежит в лесу. Он на коленях. С Вечным. .
Апокалипсис в художественной картине И. Бунина демонстрирует абсолютное превосходство мировой Силы, Бога над человеком.
В произведениях Бунина нашли отражение и самостоятельное художественное осмысление события земной жизни Спасителя и связанные с ними реалии, прежде всего Святая земля.
Среди реалий Святой земли, к которым Бунин неоднократно возвращался, особое место занимает Иерихон. «Иерихон (в еврейских источниках Йерихо) – известный город, лежавший в пределах колена Вениаминова. Обычное значение слова следующее: благоухающий, благовонный, но, по мнению некоторых толкователей, оно означает месяц или луну, которую могли боготворить основатели Иерихона. <…> Иерихона – города пальм и иерихонских роз, которыми он так славился, теперь почти не существует» .
Обращают на себя внимание характерные особенности культурных ассоциаций, связанных с Иерихоном и то, что это описание было известно самому писателю и оказало некоторое влияние на его художественные произведения.
Доминантой стиля его произведений, которая ориентирована на описание, является пейзаж, связанный со сложно организованным художественным временем произведения. Лирический пейзаж Бунина, воплощающий образ Святой земли, символичен. Он содержит прямые указания на совершившиеся здесь великие события и на передающую их сакральный смысл Библию. По словам поэта («Долина Иосафата»), «По жестким склонам каменные плиты / Стоят раскрытой Книгой Бытия» .
Стихотворение «Иерихон» (1908) изобилует подробностями пейзажа, подчас неожиданными при разработке необыкновенно ответственной и богатой традициями литературной темы. Произведение открывает следующая строка: «Скользят, текут огни зеленых мух» .
В следующей строфе поэт рисует нечто весьма далекое от связывающихся со Святой землей ожиданий Спасения и Жизни – Мертвое море: «Над Мертвым морем знойно и туманно» .
Пейзаж не только не радующий, а томительный, едва ли не гнетущий:
И смутный гул, дрожа, колдует слух.
То ропот жаб. Он длится неустанно,
Зовет, томит…
Но час полночный глух» .
В соответствии с существующими описаниями и личными впечатлениями И.А. Бунин рисует Иерихон не как «город пальм» и иерихонских роз. В его изображении доминируют картины запустения и одичания, где, казалось, окончательно потеряно всякое напоминание о том, что здесь происходили важнейшие события, спасительные для человека и поныне:
Внизу истома. Приторно и сладко
Мимозы пахнут. Сахарный тростник
Горит от мух… И дремлет Лихорадка,
Под жабий бред откинув бледный лик» .
Процитированные финальные строки стихотворения содержат олицетворение лихорадка , которое переводит произведение в иной – фольклорный, сказочный, мифопоэтический план.
В «Иерихоне» лихорадка как образ вводится в финальном эпизоде, ключевом для произведения. По сути дела, лихорадка в качестве олицетворения семантически включает в себя весь предшествующий мрачноватый пейзаж, его внешнюю, зримую и воспринимаемую сторону. Образ брошенного древнего города поражает уже не опустошением, а странной, неожиданной, возможно, нечистой и неуместной там – и вместе с тем не лишенной какого-то тайного обаяния – жизнью. Благодаря таким деталям пейзаж в стихотворении «Иерихон» оказывается преображенным, обладающим дополнительными смысловыми планами. Такое преображение, семантическая трансформация пейзажа подчеркивается порядком слов. Деталь, значимая для его интерпретации, обычно находится в конце фразы или предложения. В каждой из первых трех строф его усиливают переносы. Так, если цитированная первая строка содержит лишь слабый намек на свет («огни мух»), то в следующем предложении он, подчеркнутый переносом, становится гораздо более определенным: «знойно и туманно от света звезд».
Библейская аллюзия в третьей строке не оставляет сомнений в особом характере символики пейзажа. Вновь используется перенос с семантическими функциями. Новый семантический план, который появляется в стихотворении так ярко впервые, кроме переноса и позиции конца предложения, усиливается и за счет знака препинания – тире: «Песок вдали – как манна» .
В библейских источниках манна – «хлеб, посланный Богом израильтянам в пустыне, во время их 40-летнего странствия» , зримая забота Создателя о спасении и избавлении своих людей в трудную для них минуту. С учетом вышесказанного смысл завершающей первую строфу строки: «И смутный гул, дрожа, колдует слух» меняется.
Это уже не только деталь настораживающего, мрачноватого пейзажа. «Смутный гул» и его колдовство – скорее указание на иное, сверхприродное, очистительное, Божественное начало.
Однако И.А. Бунин не просто указывает на Бога через детали пейзажа. В поэтическом образе он передает основную мысль Священного Писания и реализует замысел Создателя о спасении человечества. Так, после Книги Исхода (1-я строфа), передающей зримый, пространственный путь народа через пустыню к избавлению от рабства и подлинному служению, поэт дает еще одну принципиально значимую аллюзию. Он создает образ последнего пророка Ветхого Завета и первого пророка Нового Завета Иоанна Крестителя – величайшего из рожденных женами людей, соединяющего оба Завета:
То ропот жаб. <…>
Внимает им, может быть, только Дух
Среди камней в пустыне Иоанна» .
Благодаря особенностям поэтического синтаксиса, И.А. Бунин создает весьма неоднозначный образ. Дух получает свою предельную конкретизацию в образе Богочеловека.
Поэт не только вводит новую аллюзию, но и семантически дополнительно нагружает или, в соответствии с мистической составляющей лирического сюжета и своеобразным духовным восхождением лирического героя, проясняет уже созданные им образы-детали пейзажа – звёзды, воспринимавшиеся в 1-й строфе как несмелый намек на потустороннее:
Там, между звезд, чернеет острый пик
Горы Поста. Чуть теплится лампадка» .
Ключевая для произведения аллюзия – Гора Поста, напоминающая о сорокадневном посте Спасителя и искушениях, которые Он преодолел, подчеркнута переносом. Однако, как и в ряде прозаических произведений («Легкое дыхание», «Господин из Сан-Франциско»), она, по сути дела, спрятана и формирует семантику произведения таким образом, чтобы у внимательного читателя была возможность свободно приобщиться к образу Тайны и Вечности, а также к подлинному содержанию стихотворения.
В отношении следования Библии и промысловому Пути спасения человечества, что нашло отражение в тексте, И.А. Бунин делает и следующий, необходимый, шаг. От Служения Спасителя он поэтически переходит к Его Церкви, главой которой он был и остается. Это происходит через пейзаж, а точнее через его особую внутреннюю форму. Контраст между светом и тьмой («между звезд чернеет») находит свое разрешение в образе, имеющем литургический характер, – «Чуть теплится лампадка». Видимая «между звезд» Вершина Горы Поста, напоминает поэту горящую лампадку, знак длящейся молитвы и непрестанного духовного бодрствования. Вместе с тем горящая лампадка – один из важных и необходимых атрибутов храма (или дома как аналога храма), который является указанием на непрестанное служение Церкви Христовой, которую Бог основал своим земным Служением и, в частности, преодолением искушений Сатаны на Горе Поста (первый шаг собственно Служения).
В таком контексте лирического сюжета, имеющего ясно выраженный мистериальный план, по-иному осмысляется и цитированное заключительное четверостишие. Оно воспринимается не как образ торжества запустения, жизни «низкой», а как таинство Боговоплощения и Спасения, требующего любви и внимания к себе.
Именно пейзаж, по мнению И.А. Бунина, позволяет ассоциативно связать время Рахили (далекую древность, практически вечность) и художественное настоящее время. Имя Рахили – одно из тех, что соединяет в творчестве Бунина воедино тему любви и Святой земли, давая при этом неожиданное, глубоко личное и неповторимое, переживание подлинности Священной истории:
«Я приближаюсь в сумраке несмело
И с трепетом целую мел и пыль
На этом камне, выпуклом и белом…
Сладчайшее из слов земных! Рахиль! («Гробница Рахили») .
Небольшое, но семантически насыщенное произведение И.А. Бунина имеет и более глубокий план. Его основная тема – преодоление смерти и вечная жизнь. Об этом говорится уже в первой фразе: «В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гроба, в могилы». Тема такого масштаба решается писателем уже не просто лирически, а с опорой на приемы поэтического в прозе.
И.А.Бунин не акцентировал свою религиозность. Он жил, вобрав систему религиозных ценностей, ощущая свое кровное родство с земным и Божественным, что и нашло полное и адекватное выражение в его творчестве.
Поэзия Бунина – уникальное явление культурной эпохи рубежа XIX-XX веков, во многом отразившее и, в соответствии с особенностями индивидуального авторского стиля, неповторимо преломившее ее характерные черты. Поэт воспринимает и осмысливает библейские образы и мотивы по-новому, с позиции человека, живущего в XX веке.
Портретные изображения в произведениях И.А. Бунина – это не только описание внешности, которое характеризует героя со всех сторон, не только отражение его внутреннего мира, но и результат работы над собой, своим внутренним миром. Поэтому активное использование иконописных образов и сюжетов в творчестве И.А. Бунина вполне логично (стихотворения: «Мать», «Новый храм», «Гробница Рахили», «Иерусалим», «Саваоф», «Михаил», «Бегство в Египет», «Канун Купалы» и т.д.). Образ Богородицы в этом списке занимает особое место.
И.А. Бунин прямо или опосредованно, используя ассоциативный ряд, вводит образ покровительницы, Матери всего мира, которая подарила человечеству Спасителя и спасение, мудрость и надежду. Поэт верит в Божественное сострадание Человеку на его сложном жизненном пути.
Образы, которые создает поэт, не заявлены как библейские ни в названии, ни в сюжете произведения. Однако автор воплощает их так, что связь художественного содержания со Священным Писанием становится очевидной. Так, в стихотворении «Мать» (1893) перед читателем появляется ночная картина бурана, затерянного в степи хуторка, мертвого дома, образ матери, укачивающей на руках ребенка:
И дни и ночи до утра
В степи бураны бушевали,
И вешки снегом заметали,
И заносили хутора.
Они врывались в мертвый дом –
И стекла в рамах дребезжали,
И снег сухой в старинной зале
Кружился в сумраке ночном.
Но был огонь – не угасая,
Светил в пристройке по ночам,
И мать всю ночь ходила там,
Глаз до рассвета не смыкая.
Она мерцавшую свечу
Старинной книгой заслонила
И положив дитя к плечу,
Все напевала и ходила… .
Бытовая зарисовка, которая обрастает символическими деталями, в контексте стихотворения превращается в обобщенную философскую картину мироздания. В ней материнское сострадание своему ребенку передано как заступничество Богоматери за весь человеческий род, попавший в бесконечный жизненный буран:
Когда ж буран в порыве диком
Внезапным шквалом налетал, –
Казалось ей, что дом дрожал,
В степи на помощь призывал. .
Описание бурана, мертвого дома, плачущей матери с ребенком на руках, стремящейся сохранить огонь свечи и старинную книгу – все эти мотивы соединяются в драматический сюжет, который максимально обобщен, передает картину мира и определяет место человека в этом мире.
Тема мировой катастрофы, мирового страха перед угрозой гибели, перед всеобщим бураном и материнское заступничество Богородицы за всех живущих представлена в таких стихотворениях И.А. Бунина, как «Мать» (1893), «Канун Купалы» (1903), «Бегство в Египет» (1915) и др. Используя евангельские сюжеты и иконописное изображение, автор тем самым не столько отражает эпохальные апокалиптические настроения, сколько подчеркивает веру в спасение и божественное покровительство. Поэт подчеркивает, что Богородица, оберегая и спасая Младенца, спасает мир.
Следует отметить особую роль анафоры и многоточий, которые вместе с многочисленными глаголами несовершенного вида («бушевали», «заметали», «заносили», «врывались» и т.д.) создают неограниченное временное пространство в произведении: как бесконечна смена дня и ночи («и дни и ночи»), так бесконечен жизненный буран, так верна и надежна в нем «мерцающая свеча», которая дает веру и надежду на защиту и покровительство в этом сумрачном, сером мире. Показательным является тот факт, что в тексте стихотворения употреблен глагол «заслонила», которым И.А. Бунин подчеркивает несомненное, абсолютное заступничество Божьей Матери. Отсюда и интонационное противопоставление: нарочитая анафора первой строфы (подчеркивающая и будто повторяющая завывание ветра) вдруг прерывается противительным союзом «но» и библейским оборотом «но был огонь – не угасая…» (Сравним с текстом Евангелия: И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1:5)) .
Как нам представляется, образы, дома, книги и свечи имеют особое значение в контексте текста стихотворения. Безусловно, что свеча – это символ веры, «старинная книга» имеет прозрачную аллюзию на Книгу Книг, а образ дома ассоциируется с пониманием души человека. Спасти же этот дом может свеча – вера в Божественное сострадание.
Примечательно, что особую эмоциональную нагрузку несет строфическое оформление текста. Стихотворение состоит из трех строф. В первых двух строфах по 8 строк, в последней – 13. Пятистишие последней строфы, в котором конкретное вырастает до размера вселенского, приобретает философское значение и перерастает в кульминационный момент всего стихотворения.
Когда ж буран в порыве диком
Внезапным шквалом нарастал, –
Казалось ей, что дом дрожал,
Что кто-то слабым, дальним криком
В степи на помощь призывал .
Драматическая динамика стихотворения, которая передана через описание пейзажа, направлена на создание поэтизированного иконописного образа. Само изображение дается в последних 4 строках стихотворения, в которых образ Богородицы с младенцем на руках становится очевидным. Поэтому название стихотворения приобретает обобщенно-символическое значение – мать как заступница всех людей, попавших в сложную жизненную ситуацию и нуждающихся в сострадании и помощи. Изображение, подготовленное драматическим сюжетом стихотворения, дается и как итог произведения, и как живописное подтверждение сказанному, и как открытие, как озарение, как необходимый для спасения маяк. Динамика стихотворения сменяется небольшим описанием портрета матери с младенцем на руках. Изображение передано через обращение взглядов матери и младенца к читателю. И этого становится достаточным для того, чтобы портрет превратился в иконописный лик:
И до утра не раз слезами
Ее усталый взор блестел,
И мальчик вздрагивал, глядел
Большими темными глазами… .
Таким образом, эпический сюжет в стихотворении в сочетании с зарисовкой пейзажа, рядом символических деталей и образов, особых интонационно-синтаксических конструкций и оборотов оказывается средством создания не только для создания портрета героини, но и для воссоздания и «оживления» иконописного образа, переданного в движении.
В стихотворении «Мать» И.А.Бунин раскрывает не только тему Апокалипсиса и заступничества Богородицы за человеческий род. Путем преобразования драматичного лирического сюжета в живописное портретное изображение автор воссоздает иконописный сюжет, и тем самым конкретный лирический образ женщины превращается в образ Богоматери – заступницы заблудившихся и потерявшихся людей. Так конкретно-бытовая сюжетная коллизия преобразуется в портретную зарисовку, а затем с помощью волшебного художественного слова, вырастает до максимальной степени обобщения и символического толкования.
Признаки жанра молитвы появляются в ранних, юношеских стихотворениях И.А. Бунина «Под орган душа тоскует…» (1889), «В костеле» (1889), «Троица» (1893) и др. Молитвенное обращение к Христу в первую очередь соотносится с эстетическим переживанием величественного, таинственного пространства храма. Изобразительный ряд данных молитв строится на символических обобщениях о личностном бытии в мире, о присутствии Сущего в земном и тленном. Запечатленная в распятии «крестная мука» Христа оказывается сопричастной лирическому переживанию социальной малости, бедности человеческой жизни:
О благий и скорбный! Буди
Милостив к земле!
Скудны, нищи, жалки люди
И в добре, и в зле! .
Здесь мы видим, что непосредственные молитвенные обращения соединяются с глубокой рефлексией о молитве, в которой выразился вопрошающий, ищущий дух лирического «я». Через религиозное переживание герой стремится освятить словом не выразимые обычным человеческим языком сердечные движения («Есть святые в сердце звуки, – // Дай для них язык!» ), обрести в конечном земном мире непреходящую радость о победившем смерть Боге и через это ощутить природный космос как нерукотворный храм: «Гимн природы животворный // Льется к небесам // В ней твой храм нерукотворный, // Твой великий храм!» ..
В стихотворении «Троица», где молитвенное чувство облечено в пейзажные образы, картины крестьянских трудов и праздников, мистика церковного быта и бытия открывает сокровенную глубину и живительные корни народной души, которая становится здесь субъектом лирического переживания:
Ты нынче с трудовых засеянных полей
Принес сюда в дары простые приношенья:
Гирлянды молодых березовых ветвей,
Печали тихий вздох, молитву – и смиренье… .
Такое по-юношески восторженное приобщение к молитвенному опыту используется и в более поздних стихотворениях И.А. Бунина. Оно ассоциируется с образом детства – как времени труднодостижимой в последующие годы полноты общения с Богом.
В стихотворении «Свежа в апреле ранняя заря…» (1907) в лирическом обращении к Создателю изображена символическая евангельская картина движения женских и младенческих душ к радостной встрече с церковным таинством:
Прими, Господь, счастливых матерей,
Отверзи храм с блистающим престолом… .
В автобиографичном стихотворении «Михаил» (1919) перед нами предстает примечательный образец моления, выражающегося в детском ощущении бытия Божьего храма, протекания церковной службы и проникновении детского взгляда в изображение грозного архангела, который олицетворяет «дух гнева, возмездия, кары». Здесь система образов основана на ассоциативном единстве предметного и мистического планов, непосредственной прямоты детских восприятий и глубины последующей рефлексии лирического «я» о тайне величия и суровости ангельского мира:
Ребенок, я думал о Боге,
А видел лишь кудри до плеч,
Да крупные бурые ноги,
Да римские латы и меч…
Дух гнева, возмездия, кары!
Я помню тебя, Михаил,
И храм этот, темный и старый,
Где ты мое сердце пленил! .
У И.А. Бунина молитвенная направленность лирического переживания раскрывается и через обращение к природному бытию. В стихотворении «В Гефсиманском саду» (1894) молитва, обращенная к «Господу Скорбящего», ведется от лица природы. В многоголосом молитвенном строе терна – будущего «венца мученья»; «кипариса», которому суждено стать материалом для креста; ветра, жаждущего облегчить «лаской аромата» страдания Спасителя и «возвестить» Его учение «от востока до заката», - явлено таинственное единство природного мироздания. В стиле этой поэтической молитвы слились отзвуки древнего предания и живого, непосредственного воззвания ко Христу, образ которого предстает сквозь призму психологических деталей. Элементы описания и опосредованного пейзажными образами лирического монолога оказываются в глубоком взаимопроникновении:
Но снова он в тоске склонялся,
Но снова он скорбел душой –
И ветер ласковой струей
Его чела в тиши касался… .
Через уединенный диалог с природной бесконечностью бунинский герой восходит к личностному молитвенному общению с Творцом – как, например, в стихотворении «За все тебя, Господь, благодарю…» (1901), где образный фон природной и душевной жизни описывает надмирную красоту и таинственность этого молитвенного диалога-хваления, соединенного с лирической исповедью:
И счастлив я печальною судьбой
И есть отрада сладкая в сознанье,
Что я один в безмолвном созерцанье,
Что всем я чужд и говорю – с Тобой. .
Открытие бездонности Вселенной в процессе молитвенного обращения к Богу происходит и в ряде иных стихотворений, разными путями приводя лирическое «я» к духовному обновлению. В стихотворении «О радость красок!..» (1917) постижение через молитву ангельского присутствия в человеческом мироздании позволяет превозмочь душевную смуту, «вернув к потерянному раю… томленья и мечты». В поздней лирической миниатюре «И вновь морская гладь бледна…» изображено изумленно-восторженное молитвенное благодарение Творцу, осознаваемое как итог всего прожитого – «за все, что в мире этом // Ты дал мне видеть и любить…» . Экспрессия сакрально-богослужебной лексики в стихотворении «Звезда дрожит среди вселенной…» (1917) (звезда, подобная «переполненному влагой драгоценному» сосуду) подчеркивает космизм поэтического переживания. Собственно молитва, пронизанная ощущением таинственной предопределенности индивидуального человеческого бытия, разворачивается здесь в обращенном к Богу вопросе: «Зачем, о Господи, над миром // Ты бытие мое вознес?».
В стихотворении «Канун Купалы» (1903) мы видим причастность индивидуального молитвенного опыта древней народно-религиозной традиции. Здесь рисуется мистический образ мира, предстающий в ипостаси храмового пространства природа («золотой иконостас заката»), в центре которой – образ собирающей «божьи травы» Богоматери. Кульминационным моментом становится здесь Ее сокровенное общение с Сыном, смысл которого заключается в молении о торжестве в человеческом мире Любви над силами Смерти. Так расширяются образные горизонты жанра поэтической молитвы, сочетающей экзистенцию лирического «я» с древними архетипическими пластами народного мистического представления о горнем мире.
Чувство беспредельности, которое доминирует в поэтической молитве И.А. Бунина, способствовало выходу религиозного чувства в надкультурные, надконфессиональные сферы. В рассматриваемом жанре поэт не раз обращается к восточным мотивам, лирически преломляя образы и сюжеты Корана. Так, стихотворения «Ночь Аль-Кадра» (1903) и «Священный прах» (1903-1906) строятся на осмыслении мусульманского предания о Гаврииле – «святом пилигриме», Божьем посланце людям. Совершаемое Гавриилом одухотворение «праха земного» становится для поэта образом непостижимого соприкосновения поврежденного земного мира с Божественной милостью. Торжественные одические образы Священных текстов («Великий Трон», «Алмазная Река»), используемые в них иносказания органично входят в образно-эмоциональную сферу бунинской поэтической молитвы. В стихотворении «Тонет солнце…» (1905) с опорой на мотивы Корана, несущие изображение таинственного «текста» мира небесных светил, воспеты детски-безыскусная непосредственность и поэзия воззвания к Вечному, льющегося из уст простых «пастухов пустыни». В образном параллелизме выразилась диалектика решительной энергии молитвы и сокрушенного духа как непременного условия ее полноты:
В прахе разольемся пред Тобою,
Как волна на берегу морском.
